Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

…докладываю: из дома объект по-прежнему не выходит…

…докладываю: на посадку в самолет объект не явился. Все улетевшие пассажиры проверены с особой тщательностью.

Согласно показаниям супруги Ярославцева В. И., за два дня до его отлета в Лондон, о котором она не знала, муж сообщил ей, что ночью он должен отбыть в командировку в Сибирь. Всем, кто будет звонить, просил отвечать, будто у него приступ повышенного давления, мотивируя просьбу такого рода служебными интригами с начальством. Предполагается, что вышел из дома Ярославцев в гриме, введя в заблуждение группу наблюдения. Справочные данные Аэрофлота подтверждают: Ярославцев вылетел в Красноярск, где остановился у своего товарища, с кем ранее учился в институте. Цель своей поездки Ярославцев объяснил необходимостью посещения некоторых местных предприятий. Затем через день сообщил, что свои задачи он выполнил и предлагает на выходные дни сходить компанией в тайгу, в поход, на берег притока Енисея. Так как по притоку идет молевый сплав, Ярославцев предложил вспомнить бытовавшую ранее в компании традицию, проследовав на самодельном плоту к месту впадения притока в Енисей.

При следовании по реке на одном из порогов произошел крен плота, и Ярославцев очутился в воде. По показаниям свидетелей, его скрыли следовавшие за плотом бревна. Внезапность происшедшего, а также высокая скорость плота сказались на невозможности оказания помощи Ярославцеву.

Районной прокуратурой возбуждено уголовное дело, однако, по утверждению следователя, обнаружения трупа может не состояться, если тело прибьет в отстойники с многометровой толщей древесины на поверхности воды.

В чемодане Ярославцева, изъятого из квартиры его знакомого, у которого он останавливался, обнаружен авиабилет Москва — Лондон, паспорт на имя Д. Солборна и крупная сумма советских денег и иностранной валюты.

Целесообразно объявить Ярославцева В. И. в розыск, так как последние его действия, полагаю, предназначались для введения оперативно-следственной бригады в заблуждение, что в итоге позволило Ярославцеву В. И. скрыться.

Объявление гр. Ярославцева В. И. в розыск считаю нецелесообразным, что подтверждается обнаруженными ценностями, объективностью свидетельских показаний об утонутии[1] и отсутствии новых оперативных данных. Версия о введении оперативно-следственной бригады в заблуждение неоправданна, поскольку степень риска в последних зафиксированных действиях Ярославцева В. И. крайне велика и расценка их, как заведомых контрмер, нереальна.

…В трех километрах от места впадения притока в Енисей обнаружен труп неизвестного мужчины. Причина смерти — утопление. Выяснить личность не удалось. Установлено: труп по своим признакам не совпадает с имеющимися приметами и медицинскими данными на Ярославцева В. И.

…докладываем: тело сильно пострадало от долгого нахождения в воде. Похороны возможны только в закрытом гробу.

…доставленный труп неизвестного лица захоронить в обозначенном месте с одновременным разъяснением ситуации сторожу кладбища, чья кандидатура на проведение долгосрочной операции согласована. Исходя из анализа личностных качеств Ярославцева В. И. в случае его жизнедеятельности в настоящее время, посещение им кладбища вероятно.

…Он вошел в купе, забросил чемоданчик наверх, а после отправился покурить в тамбур. Поезд тронулся — неслышно и плавно. По вагону проводница разносила чай, приглушенно играла музыка в динамиках, неслась в оконцах синяя темнота подступавшей ночи, редко прорезанная огнями. Дела он сделал, поездка оказалась выработанной, удачной, им будут довольны.

Задумался о предстоящих хлопотах: холодильник надо, что ли, купить; но хороший — дорого, а потом достань…

Исподволь вспомнил могильный обелиск. Чего-то в нем не хватало… Эпитафии, может быть? А какой? Какой именно?

— Кто ответит? — пробормотал он, отгоняя от себя пустое, ненужное раздумье.

Кто ответит?

1986—1987

Борис Руденко

ДО ВЕСНЫ ЕЩЕ ДАЛЕКО…

— Вот твой стол, — Костин звучно хлопнул ладонью по блестящей поверхности. — Бумагу и всякие принадлежности возьмешь в канцелярии. Знаешь, где канцелярия?

— Нет! — решительно сказал Сокольников. Тоном своим он намеревался показать готовность самостоятельно и немедленно решить любую проблему, но Костин этого не оценил.

— Викторов тебе покажет, — проговорил он, выходя из кабинета. — Со всеми вопросами к нему. Он твой начальник.

Старший группы, Александр Семенович Викторов, в данный момент говорил по телефону. Услышав свое имя, рассеянно кивнул, так и не поняв, кажется, о чем идет речь.

Вот таким образом у Сокольникова начинался первый рабочий день. Вообще он начался чуть раньше — в кабинете начальника отдела БХСС Чанышева. Туда собрались на утреннюю пятиминутку все сотрудники, и Чанышев — молодой, но уже изрядно располневший человек с малоподвижным лицом — сказал:

— Это наш новый коллега. Олег Алексеевич Сокольников. Будет работать в группе Викторова.

Сокольников догадался, что нужно встать, когда разговор пошел уже совсем на другую тему — о каких-то заявлениях и сроках, которые никак нельзя нарушать. Он постоял еще немного и сел, багровый от своей неловкости. Никто вокруг, правда, этого не заметил, все были заняты другим. Чанышев листал большую тетрадь и называл по очереди фамилии своих подчиненных. Те отвечали, объясняли что-то, а Чанышев крестообразными движениями карандаша делал в тетради пометки. Как видно, тетрадь эта в жизни отдела значила не так уж мало.

Едва Сокольников пришел к этой мысли, как круговой опрос закончился. Все разом встали и пошли из кабинета, и тут Сокольников спохватился, что, собственно, не знает, куда идти. Кто такой Викторов, он просто не запомнил. Сделал несколько растерянных шагов по опустевшему коридору. Стало жарко. Неудачно получалось.

Из кабинета вышел Костин — заместитель начальника. Только его, кроме Чанышева, Сокольников тут и знал. Костин хмыкнул добродушно: «Пойдем покажу твой кабинет», — и Сокольников поплелся, страшно переживая собственную бестолковость.

На самом деле он не был ни бестолков, ни излишне застенчив. Но ощущать свою принадлежность к романтическому, таинственному миру сыщиков было слишком необычно. Требовалось время, чтобы привыкнуть и осознать свое место в нем.

…А Викторов все говорил по телефону. Собственно, он больше слушал, отвечая коротко, так, что понять, о чем идет речь, было совершенно невозможно. Видно, собеседник попался из болтливых.

Чтобы не сидеть истуканом за пустым столом, Сокольников попытался найти себе занятие. Открыл дверцу тумбы и выдвинул все ящики. Там было пусто, дно ящиков аккуратно застилали чистые листы бумаги. Викторов все вел свой непонятный разговор. Тогда Сокольников задвинул ящики и снова выдвинул, уже в обратном порядке.

— Ты чего ящиками гремишь? — спросил Викторов, положив трубку. — Ты извини, что я сразу убежал после пятиминутки: очень ждал звонка, боялся, что не застанут меня.

— Ничего, — с жаром сказал Сокольников, — я понимаю!

— Раз понимаешь, значит, хорошо.

Викторов внимательно поглядел на него и улыбнулся одними глазами. Было ему года тридцать два. Симпатичное смуглое лицо привлекало не столько правильностью черт, сколько совершеннейшей невозмутимостью. Наверное, с таким выражением Викторов однажды появился на свет и даже не закричал. Да и теперь казалось невозможным, чтобы он повысил голос или начал ругаться. В разговоре Викторов пришепетывал. Не сильно, а так, немного совсем, воспринималось это не как дефект речи, а словно некая особенность, не лишенная приятности.

— Александр Семенович, а где канцелярия? — спросил Сокольников.

Викторов задумчиво провел рукой по курчавым волосам.

— Давай-ка, брат, на «ты» переходить. Меня Саша зовут. А канцелярия на втором этаже. Одиннадцатая комната.

В канцелярии за деревянным барьером сидела молодая женщина.

— Тоня, это наш новый сотрудник, — сказал Викторов, — выдай ему письменные принадлежности. Пожалуйста.

Тоня мгновенно поджала губы и на Сокольникова даже не взглянула. Новые сотрудники ее не интересовали. Сокольников воспринял этот факт с некоторой обидой, но тут же злорадно подумал: «Да ведь и ты, матушка, мне до лампочки». Тоня была некрасивая, с маленькими глазками на толстом лице, и одевалась к тому же как-то странно. Все на ней было широко, ярко, красно, зелено и даже в голубой ударяло. У Сокольникова зарябило в глазах.